Цзян - Страница 3

Скоро Хигира уже не мог сдержать себя и начал ерзать. Именно к такой тактике прибегал, по наблюдению Кизана, Ничирен, играя в го— в известную японскую игру на расчерченной доске с помощью белых и черных камешков. Он удерживал противника в невыгодном для него положении, а затем серией молниеносных ударов прорывал его оборону и делал победный ход.

Когда крупные капли пота уже образовались на лбу Хигиры и начали одна за другой перемещаться ниже и скользить, оставляя влажные следы на его впалых щеках, губы Ничирена чуть-чуть скривились.

Из складок своего кимоно — черный орнамент на черном фоне — он извлек золотой ключик, вставил его в отверстие, скрытое между краями двух татами на полу, и повернул его. Тайник открылся, и Ничирен достал из него корзинку, величиной не больше шляпной коробки. Затем он поставил ее на стол, как раз на то место, где был изображен герб Кизана.

Хигира смотрел на нее, как завороженный.

— Это оно и есть? — спросил он, сам чувствуя глупость своего вопроса.

Вместо ответа Ничирен снял с корзинки крышку и с некоторой торжественностью положил ее на татамирядом с собой.

— Что в ней, скажите на милость? — пролепетал Хигира совсем пересохшим ртом.

Ничирен откинул рукав кимоно и запустил руку в корзинку. Когда он ее вынул оттуда, язык Хигиры присох к небу.

— Уф! — издал он какой-то нутряной звук, словно его ударили в солнечное сплетение.

Рука Ничирена сжимала отрубленную человеческую голову. Кровь все еще сочилась с обрубка шеи, и голова слегка раскачивалась в воздухе, поскольку Ничирен держал ее за волосы.

— О великий Будда! — прошептал Хигира. — Сизуки-сан!

— Ваш всегдашний соперник, — тихо сказал Ничирен. — Теперь ваше продвижение по службе гарантировано, не так ли?

В его голосе были слегка распевные интонации, характерные не столько для японского, сколько для китайского языка.

— Да, но...

Новое покачивание головы заставило Хигиру почувствовать легкую тошноту. Но он по-прежнему не мог оторвать глаз от жуткого зрелища, от этого кровавого трофея.

Словно загипнотизированный незрячими глазами мертвеца, он пролепетал запинающимся, как у пьяного, языком:

— Я не это имел в виду... Я не хотел... Я...

— Сизуки-сан отдавалось предпочтение в вашем кейбацу, -сказал Ничирен, подчеркивая всю причудливость, некоторую нереальность происходящего своим высоким, напевным голосом. — Он должен был жениться на дочери вашего непосредственного начальника Танабы-сан. Это окончательно решило бы его судьбу... и вашу. Так что у вас были причины для беспокойства, Хигира-сан. Благодаря этому браку, он обошел бы вас по службе.

— И вы правильно сделали, — прибавил Кизан, — что со своими проблемами пришли к нам.

— Да, но...

У Хигиры было ощущение, что все это происходит в страшном сне. Ужас от того, что повлекла за собой его неосторожная просьба, стиснул его своими холодными лапами.

— Еще десять дней — и было бы поздно, — сказал Ничирен. — Сизуки-сан женился бы, стал членом семьи Танабы-сан и, следовательно, неуязвимым...

— Как видите, другой альтернативы просто не было, — сказал Кизан и участливо взглянул на своего гостя. — Хигира-сан?

— Да, да, я, понимаю.

Хигира оттащил себя от края бездны, к которой эти откровения подталкивали его. Все его воспитание говорило ему, что не стоило обращаться к этим людям. Тем не менее, он все-таки пришел сюда и попросил у них помощи. Жадность и амбиции сделали его слепым, и он не подумал о последствиях, которые должны были произойти с такой же неизбежностью, с какой по воде идут круги, если в нее бросить камень.

Нравилось это ему или нет, но он перешагнул через невидимый, но очень важный барьер, и теперь ему уже не вернуться к прежней спокойной и размеренной жизни. Уют домашнего очага и душевный покой никогда прежде не казались ему такими далекими и несбыточными. Отныне ему суждено жить по законам, навязанным ему его же собственной алчностью и честолюбием. Он на мгновение закрыл глаза, покоряясь своей карме, как будто этот жест отречения мог хоть в какой-то степени вернуть утраченный им покой.

— Теперь вы можете не опасаться соперников, — подытожил Кизан, весьма довольный тем, что Ничирен избавил Хигиру от его проблем.

Если бы Хигира не пришел к ним сам и не попросил помощи, им бы пришлось организовывать целый ряд мероприятий, которые все равно подтолкнули бы его к этому шагу. А так все получилось само собою и гораздо проще.

— Через несколько лет, — продолжил Кизан, — хроническое заболевание, от которого и теперь страдает Танаба-сан, разовьется настолько, что даже его железная воля не поможет ему находиться на руководящей работе. Время вынудит его уйти на покой.

Кизан широко улыбнулся, ощерив свои белые, мелкие, как у лисицы, зубы. Затем окинув своих гостей довольным взглядом, он прибавил:

— Вот тогда у нас появится повод отпраздновать кое-какое событие, а? — Он засмеялся. — Начальник полиции Хигира! Звучит?

Ответив самому себе на этот вопрос утвердительным кивком, он заключил:

— Мы все рады за вас. Вы теперь член нашей дружной семьи. И мы и впредь будем заботиться о вас.

Все трое одновременно подняли свои чашки. В этот момент, когда они, воздев глаза к потолку, смаковали божественный напиток, раздался осторожный стук в дверь. Ничирен поднялся на ноги и подошел к двери, находившейся за спиной у Кизана. Резким движением руки он отодвинул ее и замер, будто созерцая сложный и несколько озадачивающий образец современного искусства.

Он стоял, вглядываясь в освещенное лицо, будто по волшебству возникшее из полутьмы смежной комнаты. Наконец он произнес: